Люди забывают о том, что путь в никуда тоже начинается с первого шага.
- Нет, знаешь... Знаешь, я просто... Черт, я...
- Просто скажи уже.
- Просто скажи уже.
Мир вокруг - одна сплошная выдумка, иллюзия, жестокий оптический обман; солнце слепит, безжалостно бьет лучами прямо в открытый взгляд, и совершенно невозможно рассмотреть путь под ногами - а потому каждая кочка, каждая выбоина становится неожиданностью.
Иногда все обходится: мгновенная потеря равновесия, темная царапина на белом мыске кед - жалко, но не смертельно - и настигающая пару минут спустя мелкая короткая дрожь, от которой покрываются холодной испариной виски и стягивает в тугой узел внутренности, всего на пару секунд - отголоски пережитого страха перед несостоявшимся падением.
Иногда бывает хуже. Бывает, что из лопнувшей кожи на колене сочится темное и липкое, ободранные ладони жжет нещадно, а в царапинах осели мелкие каменные крошки - не вытрясти их оттуда, будут ворочаться и гноиться, но, в общем-то, все равно все скоро заживет, заставив помучиться и оставив после себя едва различимые шрамы - и те сходят со временем.
- Ну же, говори.
- Прости, я.... Понимаешь, тут такое, я...
- Прости, я.... Понимаешь, тут такое, я...
А бывает такое, что очередная выбоина оказывается слишком глубокой - нога проваливается в неожиданно разверзшуюся пустоту, выворачивается под немыслимым углом, пытаясь удержать продолжающее двигаться по инерции тело, земля бросается навстречу - твердая, неприветливая, злая, как в сказке с вечной зимой - бьет под дых, врезается в лицо, наполняя рот вкусом и запахом боли, а под зажмуренными веками расцветает белая слепящая вспышка. Тут уже не обходится ссадинами и бледными шрамами - острые края переломанных костей вспарывают мышцы и кожу, крошатся и осыпаются, словно сахарные, и это сочетание белого на красном, обрамляющее дикие несуществующие изгибы искалеченных конечностей, выглядит жутко и завораживающе до дрожи.
- Ну?
- Знаешь, я... Знаешь, я никогда не любил тебя.
- Знаешь, я... Знаешь, я никогда не любил тебя.
Я сижу с переломанными ногами посреди своей пустынной зимней дороги и гляжу, как вдоль обочины рассыпается смехом чужое золотоглазое лето.
- Жива? Цела? Нет? Ничего, заживет, пройдет и будешь снова идти. Или даже бегать. Давай, попробуем встать.